Сегодня пришла его очередь звать меня на прогулку. Как ни странно, темный слишком быстро внял моему примеру и не постеснялся заявиться на светлую половину казарм. Мне это понравилось, не стану скрывать. Да, у нас, у светлых, такие отношения не в чести, но, если кто-то переступал черту, то уж точно не оскорблял ни себя, ни партнера сокрытием этого факта. За такое поведение говорило и то, что обычно к подобного рода связям приходили уже в том возрасте, когда обоим не пристало прятаться и зажиматься по углам. Мой возраст был не настолько велик, впрочем, насколько я помнил из личного дела, его тоже. И все же, скрываться я не собирался. Не стыдливая девица, чтобы по ночам на свиданки к милому из родительского дома сбегать.
Кстати, о доме. Брат меня по голове не погладит, когда узнает, до чего дошло. И, что самое интересное, меня это почему-то даже радует. И в тоже время, я специально остановился именно на этом чувстве и хорошенько его осмыслил, чтобы сделать правильный вывод о том, что на связь с Мурзясом меня подтолкнуло вовсе не желание насолить брату, который иногда излишне утомлял меня своим покровительством. Нет. Здесь все дело было не в играх, которые я мог бы себе вообразить, и не в Камюэле, а во мне. Я уже давно глаз не мог оторвать от этого темного, как бы пошло для кого-то это не звучало. Хоть и пытался убедить себя, что просто должен всегда знать, чем занят мой самый главный на данный момент противник. Когда из противника он превратился в увлечение, я не заметил. Да и важно ли это теперь?
Он пришел за мной чуть позже девяти утра. Ко мне в комнату постучался взволнованный подчиненный. Объявил, что темные совсем оборзели и что ко мне пришел их командор собственной персоной. Я широко улыбнулся, испугав этой улыбкой дежурного, и попросил проводить Фиг-Шамя сюда. В мои комнаты. Через десять минут темный был у меня, а дежурный с явным беспокойством на лице, плотно прикрывал за собой дверь. Я все еще улыбался, сидя в своем любимом кресле. Второго в этой комнате не наблюдалось. Поэтому, я бы, возможно, и рад был поиграть в радушного хозяина, но, увы, был лишен такой возможности. Хотя то, как изящно темный, осмотревшись, вышел из положения, меня удивило и даже в чем-то смутило.
Мурзяс Фиг-Шамь
У светлых неприятный юмор, по крайней мере, по отношению к нам, темным. Так я думал до недавнего времени. Но поведение светлого командора заставило меня задуматься об обратном. Есть нечто неуловимо притягательное, когда тот, кого ты так давно считаешь чем-то недостижимым, вдруг встречает тебя в комнате, в которой кроме кресла, где сидит он сам, нет иной горизонтальной плоскости, позволяющей присесть мне.
– Доброе утро, – здоровается со мной Тарэль и улыбается, как улыбался с самого начала. Видимо, приход перепуганного подчиненного его так позабавил. Но, я очень надеюсь, что и его ребятам и моим в скором времени придется привыкать к такому нашему хождению в гости друг к другу. Понимаю, что он – светлый, поэтому попытается скрывать наши отношения как можно дольше. И все же, мне хотелось бы признания. Я был бы горд, если бы когда-нибудь он открыто признал, что между нами есть связь, тайная лишь до определенного момента.
Его глаза так и говорят мне – 'я бы предложил тебе сесть, но…' и смотрят свысока, несмотря на то, что он сидит, подперев тыльной стороной ладони подбородок и расставив в стороны ноги, а я стою. Возвращаю улыбку. Это игра, я чувствую. Не могу даже представить, почему он с такой готовностью позволяет себе играть со мной, он ведь не может не понимать… Но в тот момент подоплека происходящего кажется мне совсем неважной. Я шагаю к нему. Он все еще смотрит сверху вниз, хоть и сидит, а я нависаю над ним. Не пора бы это исправить, мой высокомерный светлый?
Я опускаюсь перед ним на колени и сразу же прижимаюсь щекой к его бедру. Теперь улыбаюсь только я. Он меняется в лице. Глаза широко распахиваются. Он смотрит, но не пытается меня оттолкнуть. Я жду, когда он осознает все нюансы происходящего. Я даю ему время их осознать. И вижу, как дергается его горло. Он сглатывает.
– Ты ведь… не собираешься?
– Только если ты хочешь…
– Ты за этим пришел? – его голос снова становится властным и резким. Уже взял себя в руки. Молодец. Такой переход меня в нем всегда завораживал. Когда видишь, что он вот-вот взорвется, отчетливо видишь, но через секунду на тебя уже смотрят холодные, трезвые глаза без намека на ярость, что еще секунду назад клокотала в них.
– Хотел позвать тебя прогуляться, если ты не против.
– Тогда зачем? – спрашивает он и неопределенно обводит рукой то место, где я сижу на полу его комнаты и прижимаюсь щекой к его ноге.
Я внимательно смотрю на него и больше не позволяю себе улыбаться.
– Мне показалось, ты хотел поиграть, – замечаю с затаившимся в самой интонации вопросом.
– Не ожидал, что ты… – он запинается, словно пытается подобрать правильное слово. – Заметишь.
– Я вообще внимателен. Особенно к деталям, – роняю я и вижу, что сейчас он попытается сменить тему. Он еще не готов к таким разговорам, особенно со мной. Будь на моем месте девушка, уверен, не только давно бы побывала в его постели, но и в полной мере ощутила на себе остроту его языка. Мне же придется еще немного подождать. Но, если учесть с какой бешеной скоростью мы с ним двигаемся на этот раз, мне хочется надеяться, что ждать на самом деле осталось не так уж и долго.
– Так где бы ты хотел прогуляться?
– В городе. Хочу показать тебе одно дивное местечко.
– Поведешь в ресторан? – тембр его голоса неуловимо меняется. Мы, илитири, очень чувствительны к таким вещам. В темных пещерах, откуда мы родом, есть места, где глаза не помогут, слишком плотная тьма вокруг. Поэтому наш слух, как бы не кичились своим светлые, более тонкий, чем у них. Звучание его голоса обнадеживает.