Особенности эльфийской психологии - Страница 97

К оглавлению

Андрей ничего не на это не сказал. Отправил в рот очередную пельменю и долго жевал. Потом зачем-то решил уточнить:

– Драконы ведь тоже эволюционировали, так?

– Да, – я пожал плечами, так как считал, что из моих слов это очевидно.

– А вы? – спросил он, пристально глядя на меня.

Ах, вот куда он клонит!

– Мы не агрессивны в большинстве своем.

– А не в большинстве?

Он внимательно смотрел на меня. А я не знал, стоит ли ему говорить. По логике вещей выходило, что стоит. Я и так уже столько ему рассказал, так открылся, что скрытничать теперь, казалось, не имеет смысла. Тем более, приступы ярости и некую неконтролируемость моих поступков он уже успел обнаружить. В то утро, когда будил меня. Он ведь, правда, всего лишь чмокнул меня в нос, как темный эльф мог бы чмокнуть свою кошку. Или брат брата в лобик. Ничего особенного, а я чуть не свернул ему шею. Мог бы свернуть, если бы на самом деле хотел. И все же, в глубине души мне стыдно. Я знаю. Конечно, все можно оправдать пограничным состоянием, в котором я пребывал впервые за долгое время. Когда еще не я, но уже не мерцание. И все же, признаться оказалось довольно трудно.

– Мы все подвержены… – я замялся, но все же сказал. – Как подсказывает твой переводчик, непродолжительным психозам в момент перехода из мерцания в себя и обратно.

– То есть, ты поэтому так на меня крысился?

– Мне кажется, мы с тобой уже обсуждали, что я не крыса, чтобы крыситься, – прозвучало холодно, но я не стал сдерживаться. Его тон меня оскорбил.

Он ничего не ответил, молча доедая свои пельмени. А мне после всего кусок в горло не лез. Отодвинув от себя тарелку, я развернулся к столу полубоком и принялся смотреть в окно. Мне почти ничего не было видно. Только небо и край серого, многоэтажного дома. Переводчик подсказал, что такого же, как тот, в котором мы сейчас находимся. И еще какое-то странное слово, применительно к квартире психолога – 'хрущевка'. Я не стал уточнять у Андрея, размышляя о том, что, несмотря на постоянное мерцание и возвращение к первоначальному облику, я все равно не должен быть подвержен таким перепадам настроения. Но, с другой стороны, не может быть, что они случаются по вине этого человека. Он ведь, если подумать, ничего особенного не делает. Есть у меня знакомые, которые еще когда я сидел у Карла в приемной в секретарском кресле, раздражали меня куда больше. До дрожи и почти непреодолимого желания ударить или и вовсе убить, чтобы сам не мучился и не мучил своим присутствием других.

Я настолько поглощен собственными мыслями, что чуть не пропускаю мимо ушей вопрос.

– Пойдешь со мной завтра с утра ноутбук выбирать?

– Портативный компьютер? – автоматически повторяю я подсказанную переводчиком мысль.

Андрей мнется и пытается разъяснить ход своих мыслей.

– Ты ведь аспирант, правая рука ректора, наверное, тебе можно за пределы квартиры со мной выходить…

– Откуда ты знаешь? – вопрос срывается с губ до того, как я успеваю его осознать.

Он пожимает плечами и отводит в сторону глаза.

– Карл сказал, когда я у него зал для гневотерапии выпрашивал. Он так и не обзавелся новым секретарем… – после его слов повисает неловкая пауза. Я пытаюсь её замять.

– Секретарь не котенок, чтобы его заводили… – получается плохо, хоть я и улыбаюсь. Моя работа у Карла – не повод для шуток.

– Ты хочешь после защиты к нему вернуться? – спрашивает он. А я все пытаюсь понять, неужели ему настолько необходимо постоянно вызывать меня на откровенность и выворачивать наизнанку душу? Зачем? Мне больно об этом говорить. Просто больно. Но я привык скрывать не только эту боль.

– Я не смогу, – произношу ровно и бесцветно. Не хочу выдать себя. – Когда совет узнает, что я мерцающий, даже если оставят степень и все остальное, работать спокойно в стенах университета мне не дадут. Попытаются задвинуть куда-нибудь на дальние рубежи. Чем дальше, тем лучше.

– И ты смиришься с их решением?

– А что мне остается? – вопрос звучит неожиданно горько.

– Бороться, – у него такой решительный голос. Я усмехаюсь. Не весело – зло.

– Предлагаешь устроить революцию? Разнести, как у вас говорится, к чертям собачим весь Большой Зал и уничтожить Камни Истинного Зрения? Перевернуть всю сложившуюся за тысячелетия систему с ног на голову? Подставить под удар Карла и все то, что он успел достигнуть плавным, эволюционным путем?

– Постой, – он вскидывает руку и перебивает меня. Я все еще зло прожигаю его взглядом, но вся злость исчезает, когда он тихо, но очень осторожно, повторяет за мной. – разнести Большой Зал и уничтожить Камни?

И меня осеняет. Так же, как несколько секунд назад осенило его.

– Вот, что им было нужно! – одновременно выдыхаем мы и несколько секунд в упор, неотрывно смотрим друг на друга.

Тарэль Барсим

Есть вещи, в которых ты не можешь себе отказать, даже если понимаешь, что лучше бы тебе не только не иметь их, если представилась такая возможность, но и не знать об их существовании. В моем случае это утверждение полностью и безоговорочно подходит к Фиг-Шамю. Я мог бы еще долго себя обманывать, но, когда все так внезапно открылось, разумеется, не без помощи новоявленного психолога, лгать самому себе перестало иметь хоть малейший смысл. И я решил сыграть по-крупному. Такие отношения в нашем мире – всегда неоправданный, почти безрассудный риск. Возможно, я бы никогда бы не решился на них, если бы они оба, и Андрей, и сам Мурзяс, не убедили меня, что ради однодневного развлечения темный командор не стал бы так долго, и со столь непредсказуемым изначально результатом, танцевать вокруг да около, заходя ко мне то с одной, то с другой стороны, пока по наущению психолога не рискнул ударить в лоб.