– Почему? – спросила Лия, глядя на меня своими огромными зелеными глазами. Вот так и понимаешь, что значит заезженный книжный эпитет 'колдовские', – У нас как раз сейчас пара будет у мастера Фрондю, у него в кабинете и парты на двоих рассчитаны, все лабораторки только парами и делаются.
– Да? – заинтересовался я, но развить интерес не усел.
– У нас же пара уже началась! – вдруг вскричала Ира, и ребята спешно засобирались на выход. Похоже, опаздывать еще больше им всем не хотелось.
Понятное дело, что убирать все за ними пришлось мне. Но, с другой стороны, у меня же не было на оставшийся день никаких планов. Правда, я им еще хотел напомнить про имена для наших котят, но ладно, посмотрю, что дальше будет. Придет ли кто-нибудь из них сюда вечером.
Фарид, большую часть времени молча наблюдавший за нами, дождался, когда за ребятами закроется дверь и в коридоре отшумит эхо их шагов, сказал задумчиво и осторожно:
– Ты необычный человек, Андрей.
– Спасибо.
– Если что-то понадобится еще, ты сразу говори. Если тебе удастся помочь ректору в этой его идее объединения, я первым тебя расцелую.
– Лучше не надо, – притворно испугался я.
Джинн громогласно хохотнул и поставил опустевшую чашку прямо на ковер. Снял со спящей дочки крестик, вернул его мне, договорился со мной, что еще как-нибудь придет сюда вместе с Имирой с котятами поиграть, и испарился с девочкой на руках. Я остался в пустом классе в центре нашествия чашек недопитого чая, блюдечек с недоеденным тортом и разбросанных по ковру фантиков от конфет. Как у них тут утилизируют мусор, я не знал. Пришлось все тащить к себе.
Всю грязную посуду я составил на столик возле раковины, понадеявшись на дежурных. Уж они-то к концу дня должны были у меня появиться. Я уже заканчивал уборку, когда в дверях класса нарисовался Барсик. Его взгляд мне совсем не понравился. Нет, не злой и не высокомерный. Знакомого презрения в нем тоже не наблюдалось. Растерянным, вот каким я его увидел. Будь я девушкой, у меня, наверное, сердце бы сжалось от такого вида светлого командора. Но, тьфу-тьфу-тьфу, пронесло. Поэтому я отреагировал адекватно и без лишних соплей.
– Хочешь поговорить об этом?
– Ты даже не знаешь еще, о чем… – В голосе Барсика прозвучала неприкрытая горечь. Неужели Мурка уже успел претворить наш с ним план в жизнь? Вот это я понимаю – скорость!
– Но ты ведь мне расскажешь?
Тарэль Барсим Огненный
Есть вещи, от которых просто невозможно отказаться, даже если понимаешь, что просто так тебе их никто не подарит, даже если подозреваешь, что в ответ тебе придется поступиться чем-то важным и дорогим. Например, честью. И собственным душевным спокойствием, да, темный?
Я не знаю, не могу объяснить, что со мной произошло в тот момент. Какое-то наваждение. Да, наваждение, так проще. Но в глубине души я ведь понимаю, что это только отговорка. Я мог ударить, мог оттолкнуть, мог бы прирезать, в конце концов, и мне бы за это ничего не было, потому что все знают в каких натянутых мы отношениях друг с другом. Сказали бы – 'Очередная дуэль двух командоров. Темному не повезло!'. И все. Но тогда почему? Почему я не сделал это? Я не темный, я бы не смог пойти на такую подлость и убить его в ходе дружеского, как он выразился, поединка, но оттолкнуть или просто отвернуться, отвести глаза. Что на меня нашло? И этот меч…
Я не смог от него отказаться. Великолепная работа, балансировка, словно именно по моей руке и делалась, изящный, прямой, острый настолько, что при размахе, кажется, можно рассечь им сам воздух. И орнамент у эфеса такой узнаваемый, выполненный так тонко и искусно, что не остается никакого сомнения – наша работа. Светлых. Как он мог оказаться у темного, так еще и, как он выразился, в коллекции, не представляю. И моей первой мыслью, когда он позволил мне подержать этот меч в руке, было, что я хочу увидеть её всю. Я и не знал, что Фиг-Шамь коллекционирует оружие. И уж тем более был не готов получить от него такой подарок.
Мне в первый момент показалось, что я ослышался. Но он улыбнулся… Уму не постижимо, Мурзяс улыбнулся мне – мне! – и повторил, что дарит. Наверное, смешно было смотреть на мое вытянувшееся лицо, вот он и усмехался. И еще смешнее оттого, что он по моим глазам видел – не смогу отказаться. Меч уже был в моих руках, я держал его, и понимал, что это оружие для меня, что оно мое. Да, уже сейчас мое. И, когда он так щедро решил с ним расстаться… как я мог отказаться и не принять, как?
Да, это всего лишь оправдания. Я пытаюсь выдумать их, пытаюсь отгородиться ими от того, что случилось потом. Но понимаю, что это только моя вина. Я запустил этот механизм, а потом, когда настало время остановиться, не смог выкрикнуть правильное заклинание. Просто сказать 'нет', твердо, решительно, окончательно. Так, чтобы не осталось ни одного сомнения в том, что у него нет хотя бы маленького, хотя бы самого ничтожного шанса. Нет, и точка. Но… я совершил ошибку. И что-то мне подсказывает, что за нее мне придется дорого платить. Честью.
Предложение опробовать клинок в деле поступило так кстати, что я не устоял снова и согласился. Искушение, вот что это было с его стороны. И оно ему полностью удалось. Мы заперлись в тренировочном зале. Когда-то именно перспектива доступа к роскошному полигону университета стала для меня решающей, когда Ви'Хольм уговаривал меня нести службу при университете. Поэтому в тренировочном зале нас никто не мог увидеть, и никто бы не сумел помешать. Лучше бы помешали. Хотя, это я сейчас так говорю, уже зная, чем для меня закончился этот так называемый дружеский поединок. Но тогда я был рад размять кости. К тому же, впервые за несколько лет, между нами с Фиг-Шамем не стоял дуэльный кодекс, который на всех предыдущих наших поединках мы свято соблюдали. Как воин могу сказать, что давно не испытывал такого удовольствия от поединка. Он полностью захватил меня. Я слился с клинком, но, как мне в какой-то момент показалось, не только с ним. Фиг-Шамь – самый ненавистный мне темный, он больше не играл со мной, как иногда позволял себе во время дуэлей, не насмехался одним изгибом губ, он дрался по настоящему и по настоящему восхищался тем темпом, который нам удалось взвинтить. Ведь мы не сражались до первой крови, что с нами тоже бывало, особенно, пока не успевали остыть. Мы сражались только ради собственного удовольствия и… Тому, кто не знаком с холодной сталью клинка, раскаляющейся под ударами другого не менее грозного оружия, не понять. Это как любовь, нет, сейчас я думаю, что даже лучше. В постели мне ни разу не удавалось испытать подобные чувства, как во время боя с тем противником, от которого у тебя кровь стынет в жилах и которому так отчаянно не хочется уступать.