Большой Зал не был пещерой. Он на самом деле был Залом, причем с большой буквы. Стены были покрыты резьбой по дереву и изящной росписью, а на расстоянии метров трех от них начинались голубые пушистые ели, вздымающиеся до потолка. Под стволами была трава, набегающая островками на узорный паркет. В отдалении, в центре зала, точно так же тянулись к расписанному под небо потолку вековые сосны. Но росли они так плотно друг к другу, что было практически невозможно рассмотреть, что там за ними.
Мы не стали выходить из-за деревьев. Прижались к стене и пошли вдоль нее. До лилового шара оставалось немного. Нам вроде бы никто не должен был попасться. Ведь ребята должны были отвлечь их на себя, и я не сомневался, что они сделали все возможное. Но, судя по всему, никто из них не додумался добежать до самого шарика. Они спешили на подмогу к взрослым. Поэтому, когда мы подошли к лиловой сфере, из-за нее на нас выпрыгнули два урода. Огромные узловатые руки, головы, больше похожие на необработанные камни-валуны, и шипастые дубинки в качестве оружия.
Иля и Ира одновременно кинулись вперед. Меня удивило, что к ним присоединилась и Гарри, причем оборотень не обратилась, как можно было бы предположить, а заскользила под клинками эльфиек в каком-то немыслимом танце, плюясь в монстров заклинаниями.
– Лия, это кто такие? – вырвалось у меня.
– Тоже големы, – пробормотала она.
– А я думал, какие-нибудь огры или орки.
– Ты огров не видел, – слабо укорила меня эльфийка.
Ее трясло. Она смотрела на происходящее огромными глазами, так что помощи от нее было мало. Из центра зала до нас донесся болезненный вскрик, и я больше не смог стоять без дела. Схватился за цепочку, на которой у меня на шее болтался тот самый крестик, и тут меня осенило, что если её порвать, еще не факт, что сработает. Крик из-за сосен повторился. Только теперь сдвоенный. У меня перед глазами нарисовалась картина моих, да, моих окровавленных мальчишек и это решило все.
Я оттолкнул Лию под защиту еловых лап, а сам шагнул в сферу, активировав артефакт на поглощение. Вокруг меня завертелся сиреневый вихрь. Я зажмурился, и вдруг подумал, что могу умереть. Да, прямо сейчас. И мои родные так и не узнают, куда я пропал. На глаза навернулись слезы. И, честно скажу, в тот момент мне не было за них стыдно.
Первым, что я почувствовал, была дикая боль. Она почти со стопроцентной гарантией оповещала мое временно отключившееся сознание, что я еще жив и не мешало бы вернуться. Глаза пришлось разлеплять: слезы пересохли, так и не пролившись. Мне бы их хоть пальцами протереть, но руки не слушались.
Я тряхнул головой, силясь привести себя в чувства и, наконец, понял, почему не могу пошевелить руками.
– Девочки? – слабо пробормотал я, не испытывая ни малейшего угрызения совести за свою слабость.
Слева от меня сидела Ира, крепко обхватив сильными ручками мою руку, а справа точно так же меня держала Иля.
– Ты как? – тут же спросила староста, и хватка на моей руке ослабла.
Я повернулся к ней и слабо кивнул. Пожаловался пересохшими и потрескавшимися губами:
– Грудь горит.
– Я сейчас, – воскликнула Иля и в одно мгновение, оказавшись уже не сбоку, а передо мной, рванула в разные стороны пуговицы моей рубашки.
От её решительных действий я чуть не опрокинулся навзничь, но Ира придержала меня.
– Ты зачем туда сам полез? – прошипела мне на ухо староста.
А что я мог ей на это ответить? Тяжко вздохнул, глядя на собственную грудь, в которую вплавился тот самый антимагический крестик. Болело страшно. Даже не болело, жгло.
– Сейчас в обморок грохнусь, вот вам счастье будет, – пробормотал я по инерции.
Девчонки переглянулись.
– Не грохнешься, – рыкнула мне на ухо Ира и жестко припечатала. – Уже отвалялся свое.
– Что мне сделать? – спросила Иля, рассеянно водя ладонью по моей груди, но не задевая пострадавшее местечко с крестиком, вкрапленным в кожу.
– Лед создать сможешь? – не подумав, спросил я, потому что в тот момент моим единственным желанием было с головой окунуться в ледяную воду.
– Сможет, – бросила Ира.
– Как? – возмутилась Иля. – Он ведь заблокирован от магии.
– А ты на собственных руках создай и прислони к нему, – припечатала Ира. – Должно получиться.
Иля сначала изумленно распахнула глаза, потом опустила взгляд на собственные руки и на них, без заклинаний и еще каких-либо манипуляций, начали появляться кубики льда. Кажется, я блаженно улыбнулся. И улыбка моя стала еще шире, когда она, наконец, прижала ко мне свои ледяные ручки. Это было блаженство. Мне даже послышалось легкое шипение со стороны крестика, но это, скорее всего, было уже слуховой галлюцинацией. Зато, когда боль временно притухла, меня осенило.
– А Гарри и Лия что?
– Лия рядом, – ответила мне Ира и указала взглядом себе за плечо. Светлая эльфийка стояла возле ели и смотрела в сторону сосен невидящими глазами.
– Что это с ней?
– Пытается удержаться от истерики, – скривившись, бросила Иля.
– Иль, – укоризненно протянул я.
Та вздохнула.
– Не все же такие сильные, как ты.
– У нас все женщины такие.
– Еще неизвестно, насколько это хорошо.
– А что плохого?
– То, что ваши мужчины предпочитают искать утешения не у вас, а у таких же, как они.
– У вас тоже, судя по всему, предпочитают.
Я покачал головой.
– Не стоит по мне судить обо всех людях. В большинстве своем такое отношение к собственной постели, как у меня, у нас считается предосудительным и порочным. Религия не то чтобы не одобряет однополых связей, а напротив клеймит позором и в любой момент готова предать анафеме.