– Тем, что даже в постели, когда вы наедине, будешь вести себя, как последняя отмороженная сука и делить сферы влияния.
Повисла пауза. Но отвлечься на игру я не успел.
– Ты понимаешь, что за такие оскорбления…
– Да-да, меня уже давно должны были на ленточки порвать. Но ты ведь умная, Инга, вы, темные барышни, все такие, неужели ты не понимаешь, что если я тебе в лоб об этом не скажу, то никто не скажет?
– Понимаю, – помедлив, выдохнула она, – И что ты можешь предложить? – повторила она свой вопрос.
– Почему ты не хочешь построить вашу личную жизнь по иным принципам?
– Каким, например?
– Вот смотри, то, что ты главная в семье, то, что ты сильнее и вся власть в твоих руках, он и не думает оспаривать. Вы своих мужиков к подчинению с детства приучаете, но, если честно, я могу понять его желание сделать тебе больно хотя бы с помощью Машки, потому что он считает, что и в постели все будет также, как на людях… то есть, на эльфах.
– Как также?
– Ты будешь его ровнять и строить. А ему хочется хотя бы в тишине спальни, хотя бы под общим одеялом сжимать в объятиях не Владычицу, а женщину: нежную, отзывчивую, понимающую, в конце концов. Я ведь не говорю, что ты должна притвориться, что ты такая, я просто думаю, что вовсе не обязательно везде, даже в столь интимные моменты, насаждать свою волю, разве я не прав?
Она задумалась. Надолго. Но я уже не смог увлечься матчем, как прежде. Нет, то, что происходило на поле, все так же увлекало меня, но не настолько. Я больше смотрел по сторонам. На Кара с Лией, устроившихся на грибочках запасных, среди темных и светлых. На Машку на его подвижном грибе, который изгибался в разные стороны на своей длиннющей ножке. На Марфу, который сидел рядом с ним, и все не решался к нам с Ингой обернуться. Тогда я еще не понял, что подозрительно не хватает Гарри и еще кое-кого.
Матч был красив, интересен, скоро должен был закончиться первый период, и счет пока был 2:1 в пользу светлых, которые быстро отвоевали первое забитое темными очко и даже добились преимущества. Но настроение у меня быстро испортилось. Просто этот разговор с Ингой выбил меня из колеи. У меня все никак в голове не укладывалось, что они, эти темные, могут так старательно и планомерно на протяжении многих веков гробить свою жизнь. Хотя, у нас на Земле, что ли, по-другому? Нет. Все так же. Мотивы могут быть другими, но, по большому счету, все проблемы из-за невозможности двух личностей просто сесть и поговорить друг с другом, откровенно и без недомолвок. Молчание не просто убивает, оно разводит по разные стороны баррикад. И потом кому-то приходиться мучиться всю оставшуюся жизнь. И хорошо, если они только друг друга мучают. На самом деле хорошо. Но, как правило, однажды между этими двумя становятся дети, вот в чем подлинная трагедия. Ведь малышам свойственно копировать своих родителей, и с возрастом желание походить на папу или маму не проходит, только усиливается, причем на подсознательном уровне. Грустно. Вот это по-настоящему, грустно. И пока я об этом думал, Инга вдруг произнесла:
– Он не подпускает меня к себе и вряд ли подпустит до официального вступления в статус мужа. Как мне показать ему, что могу быть и другой? Что буду… – голос темный, до этого казавшийся таким отстраненным и холодным, неожиданно дрогнул и сорвался. Последние слова она уже шептала, а не говорила полноценно вслух. – Другой для него.
Сентиментальность, по крайней мере, такого рода, мне не свойственна, но тут даже у меня внутри все перевернулось. В горле застрял ком и я, воспитанный на человеческих представлениях о моральных принципах, не придумал ничего иного, как обнять грозную Владычицу клана Рим-Доль одной рукой и прижаться губами к её виску.
– Все у вас будет хорошо, – прошептал я ей в остроконечное ухо. Девушка так растерялась от этого моего жеста, что не успела вовремя среагировать и оттолкнуть. Почему я так уверен, что она бы меня оттолкнула? Да потому что она темная, им по статусу не положено принимать утешение от мужчин. Но я уже не мог остановиться, – Обещаю, – сказал я ей и убрал руку с плеч.
Она не стала возмущаться. Просто обхватила себя руками и на долгое мгновение застыла. А потом позволила себе по-настоящему откровенничать со мной.
– Мои родители долго шли к тем отношениям, какие у них сейчас. И все равно, это не то, что я хотела бы для себя. Отец… он очень сильный, он добился права на участие в нашем воспитании, она, Великая Мать, мама, уважает его, но иногда, когда он не видит, смотрит ему в спину грустными глазами, я знаю. Она хотела бы, сейчас, по-настоящему, хотела бы его любви, а не слепого уважения, но он уже не любит. Время ушло. Он не уходит, не покидает нас, он всегда рядом, и я знаю, что в будущем смогу положиться на него, так же как она, но в этом нет…
– Счастья? – рискнул подсказать я. Эльфийка порывисто кивнула. И посмотрела на меня своими красными глазами, полными затаенной боли ребенка, вынужденного наблюдать, как родители гробят жизни друг друга и уже не способны ничего изменить. Именно такая беспомощность и бесконечные сожаления, в которых ты можешь признаться только самому себе, никому кроме, разъедают душу, как ржавчина – метал. Страшно. Да-да, именно, что страшно.
– Скажи, – вдруг обратилась ко мне Инга, наблюдая за тем, как Мурка и Барсик о чем-то активно сигнализируют каждый своей команде. Кажется, скоро должен начаться перерыв. – Это правда, что он нашел любовь со светлым?
– Кто? – не понял я в первый момент. Переход был слишком резким.
– Отец.
– Э?
– Мой отец, – видя, что я не понимаю, пояснила Инга. – Мурзяс Фиг-Шамь, он вернул себе имя Дома, в котором родился, когда закончился их с матерью союз.